БАБУШКИН ГОРОД
Зарисовки из детства.

Дорога в Город.
И снова лето. Где-то середина семидесятых. Все стремятся из города в деревню, а мы с мамой – в Город, к бабушке. Рано утром переполненный автобус отвозит нас в маленький районный городок, где на вокзале в томительном ожидании поезда проходит несколько часов. Надежды уехать на быстром южном экспрессе не увенчались успехом, и в итоге мы долгих четыре часа едем на пригородном. Я постоянно залезаю на верхнюю очень твердую деревянную полку старого плацкартного вагона, высовываюсь из окна и смотрю, когда появятся сосны. Это будет означать, что город уже близко.
Поезд тащит красный тепловоз, сильно чадящий при разгонах. Останавливается он каждые 5-10 минут, перед этим долго «причаливая», а затем медленно разгоняясь. За время поездки мы успеваем перезнакомиться со всеми попутчиками и пообедать припасенными пирожками. По вагону иногда проходит крупная, полная женщина и тихо читает молитву, прося подаяние. В руке у нее платочек, в который люди бросают мелкие монеты. Странно, но ее не выгоняет милиция, хотя попрошайничество уголовно наказуемо. Иногда «немые» носят черно-белые фотораспечатки раскладных календариков со Сталиным или полуголыми девицами, предлагая любое изделие «за рубль».
Пока я валяюсь на полке или бегаю по вагону, мама разговаривает с какой-то женщиной. Вначале я не слышу, о чем, но затем мама начинает рассказывать свои любимые анекдоты и я навостряю уши. Все их я уже не раз слышал, но только мама может рассказывать их так, что смеются даже те, кто знает содержание наизусть.
Иногда она задумчиво смотрит в окно. Когда я в очередной раз слезаю с полки, она читает свою любимую повесть Ю.Никулина «Почти серьезно», очередная часть которой напечатана в «Молодой гвардии». При этом она заразительно смеется и иногда читает соседке вслух особенно смешные отрывки.
Наконец, впереди показывается Город. Он начинается как-то сразу, без предупреждения, когда поезд вырывается из соснового бора. События моментально ускоряются. Желтый вокзал, кажущийся мне огромным, красные трамваи – новенькие, почти бесшумные чешские «Шкоды» и старые рижские вагоны из 50-х. Они еще ходили в городе года до 1978, кажется. На остановке напротив кинотеатра «Мир», за которым еще нет сегодняшних красных двенадцатиэтажных «свечек», мы в большой толпе ждем «единицу» или «четверку», чтобы доехать до остановки «Анатолия», где на старой улице, в старом двухэтажном доме, построенном сразу после пожара 17-го года, живет бабушка.
«Красноармейский», по которому мы едем, весь застроен старыми, почти черными домишками, за такими же старыми заборами. Лишь сельхозинститут и кинотеатр «Первомайский» выделяются каменными громадами. Всюду песок. Трамвай долго спускается вниз с горки в «старый город», один раз обязательно останавливаясь полностью для проверки тормозов. Каждый раз, когда мы едем через это место, я жду, что вагон не будет останавливаться или сделает это у другого столба, на котором не написано «техническая остановка». Однако вагоновожатая очень мягко притормаживает именно у нужного места.
В районе улицы Анатолия проспект еще не заасфальтирован и мы переходим его по большим булыжникам, идем мимо больницы, где сидят странные для меня люди с заклеенными глазами.
Бабушкин дом всего-то через квартал, но мне кажется, что мы идем целую вечность. К тому же тяжелый чемодан несет мама, и движение наше из-за этого еще больше замедляется. Тротуар покрыт желтовато-белесым налетом пыльцы, смешанной с тополиными «червячками», пока не выпустившими пух. Старые дома, крепкие и большие, пахнут чуть-чуть подгнившим деревом и еще чем-то неуловимым. Я почему-то считаю, что так пахнет мелкая и ужасно жгучая крапива, растущая здесь во дворах повсюду. Я вновь, как и в прошлом году, пытаюсь заглянуть в окна полуподвального этажа одного из домов, где живут люди. В глубине комнаты, за занавесками, я вижу старый шкаф и фикус. Мама одергивает меня и говорит, чтобы я случайно не разбил банку с прошлогодним медом, которую мы везем в подарок бабушке. Банка болтается в «авоське» у моих ног и постоянно норовит удариться об асфальт.
Мимо громыхают трамваи, прямо под окнами домов. Мама всегда сокрушается, как же люди тут живут. Тем не менее, уже на вторую ночь мы спокойно спим под этот грохот.
Впереди я вижу вышку метеостанции. Меня всегда завораживали зонды, которые постоянно выпускают здесь из-за высокого забора. Огромный «воздушный шарик» уходит ввысь с болтающимся под ним предметом – видимо, какой-то аппаратурой. Меня интересовала не она, а сам шар – такой большой и таинственный. Я безумно хотел оказаться там, на месте непонятного предмета, чтобы, как Мальчик из «Праздника непослушания», улететь на нем далеко-далеко и опуститься в лесу на ярко-зеленую поляну, в мягкую траву, со стрекозами и кузнечиками.
Вот он, наконец-то, бабушкин дом. За год здесь почти ничего не изменилось. Я нажимаю железный рычаг, издающий характерный металлический звук, и дверь во двор со скрипом открывается. Во дворе тихо, никого нет, но двери у всех открыты. В бабушкину квартиру ведет двойная дверь: дверь сама по себе и еще дверь «от мух и комаров» - рамка, обтянутая металлической сеткой, в которой видны несколько крупных дырок, проделанных мною гвоздем в прошлом году, за что я получил хороший нагоняй.
Рядом с дверью стоит газовая плита, за которой хлопочет бабушка, жаря пирожки для нас. Ах, какие это были пирожки: маленькие, аккуратные, с желто-оранжевым румянцем! Даже если внутри была просто картошка, вкус их был совершенно неподражаемым. А что говорить про пирожки с капустой или мои любимые, с луком и яйцами! Особенно мне нравилось есть их, запивая городским молоком, почему-то обязательно из «треугольного» полулитрового пакетика, не наливая в стакан. И это несмотря на то, что у себя дома я всегда пил настоящее деревенское парное молоко. Но бабушкины пирожки я ел только с городским.
Всплеснув руками, бабушка быстро открывает нам дверь и я прыгаю в ее объятия, упираясь носом в мягкое бабушкино плечо. Она совсем еще не старая, ей нет и шестидесяти. Ее волнистые черные волосы лишь слегка тронула седина, а яркие, чуть-чуть лукавые татарские глаза искрятся при виде долгожданных гостей.
Мы проходим в прохладу дома и устало садимся на широкий старинный диван. У бабушки теперь лишь одна комната, но очень большая, и кухня, тоже немаленькая. А две другие комнаты, где до замужества жили ее младшие дочери, теперь занял бывший муж, забив двери и сделав отдельный вход. Я редко видел, чтобы они ругались, но вместе они давно не жили. Хотя он мне и не родной дед, я частенько бывал на «его половине» и любил разговаривать с ним о чем-нибудь интересном и познавательном. Дед был из кержацкой семьи, рассудительный и, как мне казалось, основательный.
Уже через пять минут я уминаю пирожки один за другим, запивая их любимым «пакетным» молоком, а мама с бабушкой делятся последними новостями.

Продолжение
На главную страницу
Напишите мне